Для начала давайте окинем взглядом триптих, ответственный за потерю историками сна и аппетита на протяжении последних пяти веков.
Вот левая створка. Все понятно: сотворение Адама и Евы:
Вот правая створка. И тут все понятно: адские муки грешников.
А вот створка центральная.
Тут ничего не понятно, но все очень интересно: происходит вселенская оргия с участием сказочных животных, птиц, а кое-где даже, прощения прошу, двустворчатых моллюсков:
К чему все это – совершенно неясно, и обилие деталей только сбивает. Ясно, что в Библии и других религиозных текстах можно найти упоминание и о ягодах, и о совах, и о единорогах, но всегда – по отдельности. То есть истолкование для каждого отдельного элемента найти можно, и не одно; но вот связать их в стройную конструкция – не выходит.
И ведь что обидно? То обидно, что у Босха есть несколько триптихов, и структура у них похожая. Возьмем, например, «Стог сена». Здесь слева – тоже сотворение первых людей, справа — страшный суд, а в центре – погрязшее в грехах человечество, аллегорически представленное в виде ватаги пьяных мужиков, готовых друг друга поубивать за воз сена (в переносном смысле – за мирские блага):
То есть логика повествования абсолютно прозрачная: движение мировой истории от начала – к концу. И вроде бы к «Саду» эту же логику можно приложить. Но… слишком уж нестандартна центральная панель. Какой именно момент мировой истории она изображает? Древнее человечество до потопа? Или человечество накануне страшного суда? А может, здесь представлено не человечество, как оно есть, а человечество, как оно было задумано добрым демиургом? И правда ведь: люди на центральной панели не ведают стыда и дружат с животными, совсем как Адам и Ева в райском саду. Может, центральная панель показывает, как должна была идти история, а правая – то, как она пошла на самом деле? В версию, согласно которой Босх был еретиком-катаром, такое толкование прекрасно вписывается (кстати, о катарах я рассказывал в одном из недавних видео; если смотрели, то знаете, о чем речь; а если вы видео не смотрите… ну, значит, не знаете).
И вот – пятьсот лет уже спорят ученые. Тыкают друг друга карандашами, бросаются чернильницами. Более миролюбивые просто разводят руками. Даже наш общий с вами любимец Эрвин Панофский заканчивает главу о Босхе в одной из своих книг остротой:
It’s to high for my wit,
I prefer to omit.
В смысле – «для меня это слишком, я умываю руки».
Но не Панофским единым сильно искусствоведение. И вот однажды Эрнс Гомбрих, человек в академических кругах тоже уважаемый, хлопнул себя по лбу: «А не слишком ли мы увлеклись ВНУТРЕННИМИ створками алтаря? У него ведь есть еще и ВНЕШНИЕ створки!»
Ну да, есть.
И что? С ними все ясно: сотворение мира на них изображено. Земля – плоская, и заключена в стеклянную сферу; Бог – в левом верхнем углу, довольно осматривает свое произведение. Есть еще надпись: «Он сказал, и сделалось. Он повелел, и явилось.»
Все здесь понятно, и в объяснении внутренних панелей никак не помогает…
Стоп-стоп-стоп, замечает на это Гомбрих. А не идем ли мы на поводу у первого впечатления? Босх ведь – художник хитрый; не водит ли он нас за нос? Давайте рассуждать, не спеша.
Сотворение мира, говорите? А то обстоятельство, что в этом новорожденном мире есть, похоже, два или даже три замка, вас не смущает?
Некоторые робко пытались возражать: мол, замки это, или скалы, точно не разберешь… Но Гомбрих уже разошелся:
— Теперь давайте про надписи, — продолжал он, — Да, на первый взгляд они – о сотворении. Но только на первый. Вы что, коллеги, забыли, что первейший научный принцип – все рассматривать в контексте? Вот и давайте посмотрим, откуда фразы эти взяты. А взяты они – из Псалтири, из 32-го и 148-го псалма. Почитаем?
Вот псалом 32:
Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его – все воинство их:
Он собрал, будто груды, морские воды, положил бездны в хранилищах.
Да боится Господа вся земля; да трепещут пред Ним все живущие во вселенной,
ибо Он сказал, – и сделалось; Он повелел, – и явилось.
Господь разрушает советы язычников, уничтожает замыслы народов, [уничтожает советы князей].
Как видите, речь тут идет не столько о творящей, сколько о карающей воле Бога. Псалом воспевает его власть и готовность наказывать нечестивых.
Кстати, о наказании нечестивых: в Ветхом завете примеров таких наказаний хватает. Но какое было самым масштабным? Потом, разумеется!
А чем закончился потом, мы помним. Бог заключает договор с Ноем, обещая больше никогда не подвергать человечество подобной каре. И в знак заключенного договора, как некая печать, в небе возникает… радуга! Та самая радуга, что и у Босха изображена! Именно радуга, а вовсе не солнечный блик на изогнутой стеклянной поверхности!
А как насчет странных то ли существ, то ли конструкций, которыми усеяна земля и которые подозрительно похожи на «фонтаны» центральной створки?
А они тоже получают красивое объяснение. Ведь если на внешних створках – мир после потопа, то логично предположить, что на внутренней центральной створке – мир непосредственно перед потопом. Мир, погрязший в скверне, которая, впрочем, вскоре будет смыта, в буквальном смысле.
Следовательно, кошмарные конструкции, состоящие из стеклянных сфер вперемешку с клешнями как бы гигантских крабов – это олицетворения, средоточия этой скверны. Что это за существа такие (и точно ли существа? А может, все же механизмы?), мы не понимаем. Но ясно, что в правильно устроенном мире места им нет. И вот, если на центральной створке они показаны еще живыми (работающими?), то на внешней створке – они мертвы. Вода отступила, обнажив ошметки выведенной Богом нечисти.
Ну что, складно получилось?
Ну… не совсем. По каждому отдельному пункту Гомбриху можно возразить.
Зато получилось – соблазнительно. Потому что, оттолкнувшись от его интерпретации внешних створок, как от трамплина, можно очень многое объяснить в изображениях на внутренних створках. И не только на центральной, кстати. Не будем забывать: левая створка, та, где сотворение Адама и Евы, тоже вызывает много вопросов.
Например, почему там Христос – без нимба? И почему Ева изображена не как обычно, выходящей из ребра Адама, а уже «готовой»? Наконец, почему жест Христа, который одной рукой держит руку Евы, а другую поднимает ладонью вверх, так подозрительно напоминает жест жениха из «Портрета четы Арнольфини?»
Так вот, рассуждения Гомбриха помогают найти ответы на все эти вопросы.
И ответы более чем неожиданные.
И о них мы поговорим в следующий раз.
Хотя… прежде чем браться за следующую статью, я хочу убедиться, что тема вам интересна. Давайте так: если хотите продолжение – напишите мне: мол, Алексей, я вся пламенею от любопытства, Босх меня захватил и не отпускает, хочу узнать все его тайны.
Если реакций наберется достаточно, на следующей неделе выйдет продолжение)