Изучаем периодизацию без зубрежки

Мой отчим-инженер искренне презирал гуманитариев. И презрение свое умел обосновать! «В математике, — говаривал он, — есть логика. Ее можно понять. А у бабалокиных этих все на запоминании строится»

Но против природы не пойдешь: математику я ненавидел от всего сердца, несмотря на логику (если уж на то пошло, то и к отчиму я теплых чувств не испытывал). Каково же было мое удивление, когда, уже поступив на истфак, я выяснил, что и развитии искусства есть четкая внутренняя логика!

Для вас это – хорошая новость. Потому что единожды поняв эту логику, сразу с историей искусства становишься «на ты». Не нужно учить хронологию; не нужно запоминать, что Поликлет был раньше Праксителя, а Мане проложил дорогу Моне. Я вообще против зубрежки! Нет, нужно прочувствовать закономерности, которым подчиняется развитие искусства.

Вот этим мы сейчас и займемся на примере нежно мной любимой античности. Выбор не случаен. Для большинства посетителей любого музея статуя – она и есть статуя. Что высокая классика, что эллинизм – разницы никакой.

А между тем разница есть, и огромная! И вы сейчас научитесь ее видеть.

ОТЛИЧИЕ ПЕРВОЕ: СЛОЖНОСТЬ

Есть почти ненарушаемый закон: искусство со временем усложняется. С одной стороны, растет мастерство исполнителей, с другой – требования заказчиков. То, что поражало вчера, сегодня вызывает только зевоту, и художники стараются блеснуть чем-то новым, невиданным, невероятным.

Вот пример: группа «Афина и Марсий» (точнее, современная реконструкция). Скульптор Мирон, 5 в. До н.э. (именно эту эпоху и принято называть «Высокой классикой»). Идея поставить на один постамент две фигуры, да не просто поставить рядышком, а создать эмоциональную связь (Афина бросает на землю флейту, а Марсий испуганно от нее отшатывается; то есть у них происходит взаимодействие, диалог) – для того времени идея была революционной.

 

 

Прошло пятьсот лет, и по приказу римского императора Тиберия в местечке Спера Лонга, в пещере, создается группа «Одиссей и его спутники ослепляют Полифема». Разница – как между Айфоном и кнопочной Нокией. Здесь – чуть ли не десяток фигур, в натуральную величину, в сложных позах. Можно прохаживаться между ними; можно рассматривать переливы мышц (проработка невероятная!); можно сопереживать и опасаться, как бы гигантский Полифем не проснулся.

 

 

Понимая этот принцип, можно и готические соборы датировать, например. Где будет больше завитушек и извивов, где профили карнизов будут сложнее, а плетение нервюр – запутаннее, тот, значит, более поздний.

ОТЛИЧИЕ ВТОРОЕ: ЕСТЕСТВЕННОСТЬ

Чтобы прочувствовать эту закономерность до конца, вам понадобится зеркало. Желательно – ростовое.

Итак, смотрим на «Дорифора». Считается, что скульптура эта создавалась Поликлетом чуть ли не в качестве образца: вот как должно изображать идеальное тело. Юноша опирается на одну ногу, вторая – расслаблена, одно плечо чуть выше другого (такое положение называют «контрапост).

 

 

Сможете, встав перед зеркалом, принять такую же позу?

Уверен, что да! И без труда.

А вот – «Апоксиомен» Лисиппа.

 

 

Это – уже поздняя классика, на сто лет позже. Попробуйте теперь повторить его положение. Только предупреждаю: если есть малейшие проблемы со спиной – хоть в поясничном, хоть в шейном отделе – будьте очень осторожны! Потому что ведь у него все тело по спирали закручено: бедра наклонены в одну сторону, плечи – в противоположную. А положение шеи – вообще убийственное! Сама шея клонится влево, а голова, наоборот, вправо. Если попробовать так изогнуться, не растянувшись предварительно, можно и травмироваться.

Вот мы и вскрыли еще один закон: обычно искусство движется от естественности – к вычурности. Если ранний скульптор лишь слегка разворачивает плечи и переносит центр тяжести своей фигуры, то поздний все ее тело ломает в зигзаг. Так что если видите скульптуру, от одного взгляда на которую в пояснице начинает ныть, а в шее похрустывать, — не сомневайтесь: перед вами – позднее произведение.

ОТЛИЧИЕ ТРЕТЬЕ: ЭМОЦИИ

НЕ знаю, почему так, но искусство практически всегда движется навстречу человеку. Посмотрите на лицо знаменитого «Дискобола»: ни намека на эмоцию! Это – ответственный госслужащий, это – солдат в карауле. И таковы почти все лица эпохи Высокой классики.

 

 

А вот сто лет спустя греки начали изображать эмоции. Правда, на иное лицо посмотришь – и думаешь, что лучше бы не начинали. Взгляните на связанного Марсия, с которого сейчас будут заживо снимать кожу: плакать хочется!

 

 

Или вот «фирменное» выражение страдания, изобретенное Лисиппом, любимым скульптором Александра Македонского: закатанные глаза, выгнутая шея, как бы в жалобе приоткрытый рот…

 

 

В искусстве Средних веков, кстати, то же самое: эмоции проникают в скульптуру лишь на самом излете средневековья. Недаром так знаменит улыбающийся ангел Реймсского собора.

Есть, конечно, и другие закономерности, но мы не будем пытаться объять необъятное. Главное: в искусстве есть свои универсальные законы. И умение объяснить их простым языком – это и есть первый признак того, что человек «разбирается в искусстве».

У меня это, говорят, получается. А теперь, по прочтении статьи, и вы этим тайным знанием обладаете))

P.S.: ну и задание, как говорится, на закрепление материала. Чтобы вы почувствовали собственный прогресс)

Вот две скульптуры. Одна изображает грозную Афину, вторая – кокетливую Афродиту. Какая, на ваш взгляд, более ранняя?