Художник – тоже рассказчик. А любой хороший рассказчик знает: иногда умолчание – красноречивее любых слов.
В сегодняшней подборке – пять произведений, в которых автор гениально использовал намек и умолчание.
1. Николай Ге, «Екатерина II у гроба Елизаветы».
Картина эта была написана после «Петра и Алексея», и критикам не понравилась. Может, они просто в нее не всмотрелись?
Переломный момент: императрица Елизавета умирает, и Петр III становится императором. Править ему – недолго, всего полгода. Но он об этом еще не знает. И развлекается вовсю: «Петр III являлся крайне редко, и то только для того, чтобы шутить с дежурными дамами, подымать на смех духовных лиц и придираться к офицерам по поводу их пряжек, галстуков или мундиров.» — вспоминала потом Екатерина Дашкова (она, кстати, здесь изображена слева от Екатерины). Будущая же императрица, наоборот, всячески демонстрировала скорбь по любимой гвардейцами Елизавете и дистанцировалась от сумасбродного мужа, набирая политические очки.
По лицу Екатерины понятно сразу: эта дама своего не упустит. И планы у нее уже зреют.
А на заднем плане виден Петр III (в белом мундире с голубой лентой). Видимо, они на секунду встретились с Екатериной – и разошлись; разошлись и метафорически, и буквально.
Так что в картине, вроде бы, и не происходит ничего; но и главные линии будущей исторической трагедии, и главные характеры уже намечены, и очень точно.
2. Лоуренс Альма-Тадема, «Каракалла и Гета».
Британец Альма-Тадема для своих картин брал в основном сюжеты из древней истории. Так и здесь: он виртуозно изображает колизей; на переднем плане – двое братьев, двое будущих императоров-соправителей: постарше – Каракалла, помоложе – Гета; а за ними – их седой отец Септимий Север.
Септимий Север в жизни разбирался хорошо, поэтому перед смертью напутствовал сыновей так: «Обогощайте солдат, держитесь вместе и не заботьтесь больше ни о чем».
«Конечно, папа» — пообещал Каракалла. И приказал зарезать брата, как только Септимий испустил дух. Впрочем, солдат он впоследствии обогащал старательно.
У Альма-Тадемы Гета – молодой, улыбчивый и наивный, дружески кладет руку брату на плечо; а Каракалла пристально смотрит наблюдает за травлей на арене. И нам сразу становится ясно, какую роль каждый из них сыграет в дальнейшем.
3. Поленов, «Христос и грешница».
Огромное полотно Поленова было, в сущности, интересным экспериментом: здесь художник изобразил множество персонажей из Нового завета, которые упоминаются в разных эпизодах, а здесь странным образом собираются вместе. У Поленова не сразу понятно, кто есть кто, так что к этой картине нужен комментарий; к счастью, сам художник такой комментарий оставил.
Нас интересует мальчик в белом: он сидит на ступеньке над Христом и, похоже, прислушивается к его словам. Это – евангелист Марк.
Марк, напомню, был «апостолом от семидесяти», то есть одним из семидесяти учеников, избранных Христом незадолго до смерти для распространения учения (по словам Луки: «После сего избрал Господь и других семьдесят [учеников], и послал их по два пред лицем Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти, и сказал им: жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою.»)
Именно так его изображает Поленов: еще подросток, еще не в числе учеников Христа, но уже активно интересуется его проповедью. Впрочем, понять этот намек Поленова может только зритель, очень хорошо знающий Библию.
4. Медея.
Эта помпейская фреска – возможно, первая в истории картина с острой психологической подоплекой. Медея была привезена Ясоном в Греции вместе с золотым руном; ради героя она отреклась и от родины, и от отца. Однако со временем ясон к ней охладел и вознамерился взять другую жену, а Медею с двумя детьми изгнать из города. В приступе ненависти Медея, чтобы отомстить мужу, убивает обоих детей.
Посмотрите, как неизвестный римский художник, живший две тысячи лет назад, строит картину на контрастах: беззаботео играющие дети – и Медея, с пустыми глазами, как бы прислушивающаяся к безумию, которое поднимается со дна ее души.
6. Мелеагр.
Мой любимый пример. Греческий скульптор Скопас изображает героя, убившего в пылу ссоры брата своей матери (а не поделили они, как вы догадываетесь, кабанью голову). Узнав об этом, мать решает отомстить родному сыну: она достает из ларца волшебную головню, в которой заключена смерть Мелеарга, и бросает в огонь; тут же сын ее умирает.
Скопас здесь ведет хитрую игру в «знаю – не знаю». Мелеагр не знает, что его ждет. Наоборот, он празднует триумф – победу над чудовищным кабаном. Но как будто что-то его тревожит: взгляд устремлен в даль, как бы высматривая неизвестную опасность; ветер рвет его плащ; собака, предчувствуя беду, протяжно воет. Мы же, зрители, знаем, что будет дальше, и прекрасно понимаем, к чему все эти тревожные предзнаменования.
Вот пять любимых моих произведений, в которых художник умело пользуется намеками. Какое вам понравилось больше всего?