Собаки в живописи, от Ассирии до наших дней

Начнем мы нашу историю собак в искусстве с самых древних времен. На ассирийских барельефах, которые, кстати, недавно привезли в Эрмитаж, есть несколько изображений охотничьих псов. И эти псы меня потрясли! Настолько они живые, энергичные и… недобрые! Посмотрите: оскаленная пасть, зубы, вибрирующая, собранная в складочки кожа вокруг носа… Сразу видно, что это помощник на охоте и спутник в бою! Я читал в Интернете, что эти собаки, возможно, были предками таких бойцовских пород как бульдог, боксёр и тому подобные. Рассуждать по этому поводу не возьмусь, не специалист, но мастерство и убедительность, с которой эти собаки сделаны, производят впечатление!

 

 

Древнегреческая собака – в первую очередь спутник охотника и пастуха. И выступает она обычно именно в качестве атрибута, как указатель на профессию изображенного персонажа. Пример: «Похищение Ганимеда». За красавцем-пастушком Зевс отправил своего орла (согласно одной из версий легенды, на симпатичного Ганимеда у Зевса были совсем уж непристойные планы), божественная птица уносит Ганимеда на Олимп, а собака печально провожает его глазами. Именно по её присутствию да по характерной форме посоха в руке, мы сразу понимаем – перед нами пастух.

 

 

Лично моя любимая древнегреческая собака родом из Пергама, а точнее, со знаменитого фриза Пергамского алтаря, где изображена Гигантомахия – борьба богов-олимпийцев с гигантами. Каждый бог поражает гигантов собственным оружием: Аполлон стреляет из лука, Зевс мечет молнии, Афродита, как ни странно, топчет гигантов ногами. А вот охотнице Артемиде помогает собака, пушистая, ушастая и зубастая:

 

 

И всё же в греческой собаке появляется нечто новое: она начинает сочувствовать человеку, сопереживать ему, разделять его радость или, наоборот, скорбь. Посмотрите на знаменитую «Стелу охотника», которую иногда приписывают одному из величайших скульпторов Древней Греции. Умерший смотрит на нас фронтально, о его прижизненном занятии мы догадываемся по метательному копью да по верному спутнику у ног. Скорбит о нём старик, показанный в профиль, скорбит и ребёнок (сын?), прикорнувший у ног. И точно так же, как ребёнок роняет лицо на руки в жесте скорби, точно так же, как старик показан задумчивым и отражённым в своем горе, точно так же и собака опустила морду к земле, как бы разделяя тоску и скорбь по своему ушедшему хозяину.

 

 

В Средние века ничего не меняется: всё так же собака помогает загонять оленя и кабана, всё так же помогает пастухам защищать стада от волков. В этой замечательной миниатюре, изображающей Благовещение пастухам, собака оказывается вытесненной за пределы основной сцены, на поля, в область фантастического, в царство маргинального. Приглядитесь и найдите её: она слева, рядом с овечкой, охранять которую – её работа. При этом смотрит она наверх, на того же ангела,  на которого глядят и пастухи.

 

 

Впрочем, любовь средневековых художников к аллегориям, намёкам, тайным смыслам не могла не сказаться на изображениях собаки.

И. Босх, «Блудный сын» (по крайней мере, многие исследователи предлагают видеть в фигуре путника именно Блудного сына, успевшего промотать отцовское состояние и теперь возвращающегося домой). Одна его нога забинтована, и мы можем предположить, что рана ему была нанесена как раз злобной собакой, которая всё ещё скалится на него. Впрочем, в руках у путника надёжная палка, которая поможет ему отбиться. Вполне возможно, что укус в данном случае символизировал грех, который наложил на судьбу сына свой отпечаток. Тогда собака – искуситель, дьявол, который вгрызается в душу христианина,  как реальная собака вгрызается в его реальную ногу. Но то, что поражена лишь одна конечность, да и палка в руке намекают на то, что путь к спасению Блудному сыну ещё не закрыт.

 

 

Но в эпоху позднего Средневековья и Возрождения происходит нечто важное: собака меняет покровителя, и чисто мужское животное зачастую становится животным женским. Но и сама она меняется, превращаясь из сурового охотничьего животного в игрушку, декоративную забаву, компаньонку скучающей дамы. Картина Витторе Карпаччо, как считается, изображает двух венецианских куртизанок (впрочем, это не точно). Они окружены животными, призванными скрашивать досуг дам: попугай и прочая экзотическая живность. В числе развлекателей и явно декоративная собачка, в дурацком ошейнике с бубенцами.

 

 

Примерно с XVIII века начинается новый этап в собачьей истории: собака обретает имя. Жизнь становится всё более комфортной, нравы всё более мягкими. Если в более суровые эпохи собака была не более чем инструментом, таким же, как корова, овца или телега, и отношение к ней было скорее утилитарным, то в это время хозяева начинают воспринимать собак как любимцев, как членов семьи. Их холят, за ними ухаживают, им дают значимые имена, а их смерть тяжело переживают. На знаменитом портрете Рубенса «Четыре философа»  изображён он сам, двое его друзей и учитель Липсий. А в правом нижнем углу видна собака. Возможно, это любимая собака учителя Рубенса (учителя, к тому времени уже покинувшего сей мир) по имени Бриллиант. Увы, Бриллиант ушёл из жизни ещё раньше, и смерть его была трагической: пёс упал в котел с кипятком. Известно, что Липсий, известный в то время учёный, гуманист, переводчик и издатель Сенеки, написал латинскую эпитафию в память об ушедшем друге. Но даже в минуту горя гуманист и философ оставался верен себе – эпитафия его не обошлась без античных аллюзий:

«Бедняжка! Слишком рано ты спустился в мрачное царство Аида,
Да будет к тебе благосклонен брат твой Цербер».

 

 

Начиная с этой эпохи, количество собак, имена и судьбы которых известны, все увеличивается и увеличивается. Именно поэтому я свою статью заканчиваю: ведь такого количества четвероногих в неё просто не вместить. Но напоследок я расскажу о двух заметных собаках в русском искусстве. Первая обитает на картине В. Л. Боровиковского «Екатерина II на прогулке в Царском Селе». У ног императрицы левретка, коих у Екатерины был целый выводок. Кстати, там же, в парке Царского Села, она их и хоронила. Какая конкретно собака изображена на картине Боровиковского, мы не знаем, но мне всегда хотелось верить, что это Месье Андерсон, известный благодаря эпитафии, которую по просьбе императрицы написал на смерть этой собаки французский посол. В переводе эпитафия звучала так: «Здесь лежит Месье Андерсон, которым был укушен мистер Роджерсон» (Роджерсон – придворный врач Екатерины, который однажды действительно навлек на себя неудовольствие левретки).

 

 

Ну и конечно, нельзя не упомянуть про знаменитый портрет Феликса Юсупова кисти В. А. Серова. Юсупов изображён со своим любимцем, французским бульдогом по имени Клоун, о характере которого мы знаем из мемуаров самого Феликса. В частности, известны его кулинарные предпочтения: Феликс пишет, что Клоун любил хорошее шампанское и трюфеля. Что имеется в виду, трюфели-конфеты или трюфели-грибы, я до конца не понял, но, в любом случае, жизнь удалась как у владельца, так и у Клоуна.

 

 

P.S.: Я старался подобрать для вас интересные картины, в которых фигурируют собаки, но наверняка что-то пропустил. Если вам когда-нибудь попадались необычные или просто красивые изображения собак, присылайте. За оригинальные находки я буду благодарен.