Название новеллы напоминает нам о повести Ивана Бунина «Митина любовь» (1924). Бунин рассказывает историю студента Мити, влюблённого в девушку Катю, которая проходит курс в театральном училище. Митя на время уезжает к матушке, в родную усадьбу. Здесь, в деревне, он думает только о Кате, ожидая от неё писем. Письма, однако, не приходят, а деревенские девки заглядываются на барчука. В конце концов сельский староста сводит Митю (не без желания юноши) с молодой замужней крестьянкой Алёнкой. Та за небольшую плату отдаётся герою. Грубая плотская любовь шокирует Митю, а вскоре приходит записка от Кати – будущая актриса разрывает отношения со студентом. Повесть заканчивается самоубийством героя.
Героя новеллы Пелевина также зовут Дмитрий. Бывший студент-имплантолог, он работает в московской клинике и неожиданно получает известие о гибели сибирских родственников. Родственники, убитые кочевыми тартаренами, отставили немалое наследство: усадьбу, скотину и барак с хелперами. Не находя удовольствия ни в работе, ни в московской жизни, Дмитрий с удовольствием уезжает в Сибирь, чтобы стать провинциальным помещиком. Здесь, конечно, напрашивается аналогия с экспозицией «Евгения Онегина»: столичный герой, отправляющийся в деревню вступать в наследство. Удивительно, что этой возможностью Пелевин не пользуется вовсе, никаких аллюзий на Пушкина в новелле нет.
Приехав в деревню, Дмитрий немедленно погружается в атмосферу провинциальной жизни: пьяные крэперы в розовых перьях со скуластыми злыми рабочими лицами, пиво «Спящая красавица», реклама которого приходит к герою даже во снах и Благородное собрание с помещиками в чёрных косоворотках. Зато хозяйство усилий не требует: хелперы-холопы всё делают сами. Припомним: хелперы – вечно счастливые искусственно выращенные клоны, не обладающие сознанием и функционирующие за счёт имплантированного чипа.
Неудивительно, что в ситуации вынужденного безделья и постоянной эротизированной рекламы «Спящей красавицы», молодой помещик начинает размышлять о представительницах противоположного пола. Попытки обрести даму сердца в Благородном собрании (намёк на Дворянские собрания дореволюционной России, появившиеся при Екатерине Великой как органы дворянского самоуправления и быстро эволюционировавшие в помещичьи клубы) результатов не дают: дамы либо жёстко ориентированы на брак, либо склонны к модным сношениям весьма противоестественного для биологии мужчины характера.
Дмитрий начинает заглядываться на холопок, что с точки зрения общественной морали кажется совершенно диким. Однако скоро выясняется: для многих провинциальных помещиков подобных этических табу не существует. Один из них рекомендует скачать из мракосети (собственно, прямой перевод слова «Даркнет») программное обеспечение для «перепрошивки» хелпера. Следуя рекомендации, Дмитрий теряется в обилии контента и тут его взгляд падает на программу «Митина любовь» – что же это за тёзка завёлся в русском культурном наследии? Бывший имплантолог, а ныне сибирский помещик, из любопытства приобретает программу и устанавливает её на одну из холопок – Нютку.
Нютка немедленно отправляется мыться, а затем строить «салаш» в овраге, куда и приглашает вечером Дмитрия, предупреждая, что «даром не согласная». Здесь мы обнаруживаем прямые цитаты из Бунина. Согласно классику, деревенские девки встречаются со своими возлюбленными в «салашах» (естественно, диалектное «шалаш») и требуют за это деньги, хоть и небольшие: «Это Вам не Москва, – говорит бунинская Алёнка, – там, говорят, бабы сами плотят». Широкая практика подобных отношений между деревенскими девушками – замужними и незамужними – и приезжими «барчуками» на рубеже XIX-XX века отмечена не только классической литературой – она многократно описана этнографами. Впрочем, и сам акт любви не отличается романтической возвышенностью. Процитируем Бунина – его описание чуть ли не дословно повторяет Пелевин:
«Митя сунул ей в ладонь смятую пятирублевку. Она быстро спрятала ее за пазуху и села на землю. Митя сел возле нее и обнял ее за шею, не зная, что делать, — надо ли целовать или нет. Запах ее платка, волос, луковый запах всего ее тела, смешанный с запахом избы, дыма, — все было до головокружения хорошо, и Митя понимал, чувствовал это. И все-таки было все то же, что и раньше: страшная сила телесного желания, не переходящая в желание душевное, в блаженство, в восторг, в истому всего существа. Она откинулась и легла навзничь. Он лег рядом, привалился к ней, протянул руку. Тихо и нервно смеясь, она поймала ее и потянула вниз. — Никак нельзя, — сказала она не то в шутку, не то серьезно. Она отвела его руку и цепко держала ее своей маленькой рукой, глаза ее смотрели в треугольную раму шалаша на ветви яблонь, на уже потемневшее синее небо за этими ветвями и неподвижную красную точку Антареса, еще одиноко стоящую в нем. Что выражали эти глаза? Что надо было делать? Поцеловать в шею, в губы? Вдруг она поспешно сказала, берясь за свою короткую черную юбку: — Ну, скорей, что ли… Когда они поднялись, — Митя поднялся, совершенно пораженный разочарованием, — она, перекрывая платок, поправляя волосы, спросила оживленным шепотом, — уже как близкий человек, как любовница: — Вы, говорят, в Субботино ездили. Там поп дешево поросят продает. Правда ай нет? Вы не слыхали?»
Пиццы, правда, у Бунина нет – её придумал Пелевин и «Иван да Марья» с целью увеличения доходности проекта – негоже кормить возлюбленную в хлеву, как остальных хелперов. Более того, в отличие от юного бунинского Мити, которого острое противоречие между возвышенной любовью и скотской примитивной страстью немедленно приводит к самоубийству, более зрелый пелевинский Дмитрий всё больше сближается с холопкой Нютой. Благодаря новым программным расширениям, герой пытается общаться с ней – заставляет холопку зачитывать псевдоновости (которые на поверку оказываются настолько достоверными, что о них, кажется, могут знать только баночники высших таеров — и то при определённых условиях), ну а потом и художественные тексты – насколько они доступны в будущем: «Стальному Герману- братухе, борцухе, творцухе!». И всё это под древнюю «музыку революций», вроде «Моё сердце, hasta la vista, моё сердце замерло…»
Циклы общения с холопкой в окружении произведений культуры приводят героя к поискам дополнительных смыслов как в её вечной фразе «Вы, говорят, в Субботино ездили. Там поп дешево поросят продает», как и в текстах древних песен. И вдруг Митя понимает, что невыносимо устал: всё повторяется по одному заведённому кругу – деинсталлировав программу, он убивает Нютку – та же умирает совершенно счастливо: свернувшуюся в клубок, холопку забирает дрон с изображением Льва Толстого – аллюзия на совершенную радостную покорность русского крестьянина, аллюзия, которую пелевин специально оговаривает в тексте новеллы.
После смерти Анюты Дмитрий и вовсе теряет смысл жизни. Самоубийство для него оказывается делом решённым, но прежде он хочет понять, почему же Анютка и другие хелперы так счастливы, несмотря на весь ужас их существования: в зелёных соплях и масках, скрывающих лучезарные улыбки, они едят всякую дрянь, выполняют тяжкую работу и живут вповалку в хлеву. Профессиональный имплантолог, герой устанавливает себе чип хелпера и вдруг понимает, что является божественным светом, который сковывает лишь материальная оболочка.
Возглавив холопов, он ведёт их к избавлению от физического тела – на железную дорогу, под колёса экспресса, на котором казалось бы недавно приехал сам. Здесь, конечно, можно было бы предложить какой-нибудь текстуальный намёк на «Анну Каренину», но, Пелевин избегает этой пошлости – ведь его аллюзия куда изящнее. Прозрение Дмитрия — намёк на гностизм, религиозную концепцию рубежа эр, утверждавшую вечное противостояние между материальным и духовным. С точки зрения гностиков, материальный мир – создание злого Демиурга-дьявола, благой же мир – создание Бога – духовный. В результате все духовные наслаждения прекрасны, все телесные – отвратительны, цель человека – отказаться от материи и вернуться к духу.
Гностические учения были обречены – ведь логичным выходом из ужаса земного существования и приобщения к миру духовному была смерть – несмотря на внутреннюю безупречную логику адептов гностицизма, концепция умерла со смертью самих носителей, вовсе не заинтересованных ни в мирской жизни, ни в распространении своего учения, ни в создании семей и общин, ни в последователях. Как, собственно, и герой Пелевина.
Ну а в завершении сегодняшнего заседания два вопроса к Вам:
1. Согласны ли Вы с тем, что русское крестьянство, как холопы Пелевина, было совершенно счастливо в своём бездумном рабстве?
2. Почему тартарены после совершения терактов пишут на стене букву «З»? Я, честно, думал, но так и не придумал – может быть, у Вас есть какие-нибудь мысли?
Кстати, если Вы хотели читать следующую новеллу к следующему заседанию, этого делать не нужно. К следующему заседанию предлагаю посмотреть фильм, без которого завершающую часть «Трансгуманизма» понять нелегко: «Розенкранц и Гильдентерн мертвы». Вот ссылка на фильм: https://vk.com/wall-196134796_11805