Если вы читаете меня давно, то уже знаете: моё призвание — быть популяризатором. Я стараюсь вас развлекать и рассказывать об искусстве задорно и с огоньком. Но главная моя цель — делать искусство для вас более понятным. Мне хочется, чтобы благодаря моим усилиям люди понимали больше, а глупых вопросов задавали меньше.
Именно этой высокой задаче моя сегодняшняя статья и посвящена. Может быть, она будет не самой увлекательной, но точно будет полезной. Я старательно её писал, а ваш моральный долг – так же старательно её прочитать.
Итак…
Давным-давно я написал статью о картине известного немецкого художника из Эрмитажа. Точнее, об одной её детали: женщина, преклонившая колени возле креста, и сосуд, стоящий рядом с ней на земле. Что это за сосуд? Проанализировав несколько картин, я пришел к выводу, что это сосуд с благовониями, которыми будут умащать тело Христа. Именно такой сосуд часто изображается в сцене оплакивания. Например на картине Рогира ван дер Вейдена:
Эту статью прочитали много людей. И неожиданно для себя я получил огромное количество вопросов или возражений, и все они крутились вокруг одного: мой вывод абсурден, потому что был бы странно являться с благовониями к месту казни Христа. Ведь они во время казни ещё не нужны; они понадобятся только тогда, когда тело уже мертвого Христа будут класть в гроб. То есть с бытовой точки зрения сосуд с благовониями в сцене распятия не имеет смысла.
То, что об этом написали множество разных людей, показывает: они не понимают, как на средневековой картине функционирует предмет. И мне кажется, этот момент стоит разъяснить. Потому что момент этот — важный, базовый, он имеет отношение к пониманию всего средневекового искусства.
Итак, предмет в средневековой картине (или картине эпохи Возрождения, особенно северного), очень редко выступает как бытовая деталь. Гораздо чаще он имеет символическую нагрузку. Самый простой случай — это атрибут: предмет, позволяющий определить, кто перед нами.
Пример: «Мадонна каноника ван дер Пале» кисти ван Эйка. Слева от Мадонны – святой Донатиан, небесный покровитель Брюгге. В руках у него — колесо со свечами. Что вы думаете, святой повсюду ходил с этим колесом? Нет. Просто этот предмет фигурирует в одном из эпизодов его жития (подробности пересказывать не буду, чтобы не удлинять статью; погуглите, если интересно). И по этому атрибуту мы сразу можем узнать, какой именно святой перед нами.
«Но это ведь не одно и то же! — возразите вы, — На картине ван Эйка и святые, и Мадонна находятся в некоем условном, фантастическом пространстве. То есть это – не реальные люди в реальном месте в реальной момент времени. Конечно, у таких святых атрибуты быть должны, и они не будут противоречить здравому смыслу, потому что в этом горнем мире земной здравый смысл отменяется. А ты покажи нам изображение святых, которые показаны в реальной обстановке и тем не менее сопровождаются своими атрибутами».
Легко.
Вот гравюра Дюрера «Святой Иероним». Здесь святой в абсолютно реальным кабинете, за реальным столом, а на переднем плане — вполне реальная собака и… лев!
Лев был постоянным спутником святого Иеронима. По легенде, отшельничествуя в пустыне, святой Иероним однажды наткнулся на льва, в лапу которого вонзился шип. Святой вытащил занозу, после чего они со зверем подружились.
Льва постоянно изображали в компании святого Иеронима. Вот, кстати, недавно нашёл хороший демотиватор по этому поводу:
И всё же сложно себе представить, что лев последовал бы за святым в его рабочий кабинет, где тот, судя по всему, занимается переводом Ветхого Завета с древнееврейского на латынь, и преспокойно улёгся бы у порога. Дюрер явно помещает льва в кабинет Иеронима не в качестве реалистичной детали, а в качестве атрибута.
Другой пример: «Прекрасная садовница» Рафаэля. У ног Мадонны резвятся маленький Христос и маленький Иоанн Креститель. В Библии сказано, что уже взрослый Иоанн, живя в пустыне, носил власяницу из верблюжьей шерсти. Именно в одежде из верблюжьей шерсти изображает своего Иоанна-малыша и Рафаэль, но вовсе не потому, что тот с пелёнок власяницу носил! Нет, Рафаэль делает это для того, чтобы мы могли безошибочно опознать, что за ребёнок перед нами.
Но и тут вы можете мне возразить: «Алексей, но эти картины тоже не совсем реалистичны. Святой Иероним жил в четвёртом веке, в пустыне, а Дюрер переносит его в средневековый кабинет. А о встреча маленького Христа с маленьким Иоанном Крестителем в Библии ни слова не сказано, так что сцена, изображённая Рафаэлем, тоже условная и придуманная. То есть и там, и там художник изменяет реальность, а значит, повседневные законы и бытовая логика к этим картинам тоже не могут применяться».
Ох, и нелегко же иметь с вами дело… Хорошо, давайте попробуем поискать картины, где явно изображено обычное, реалистичное событие, в котором присутствует предмет, которого там быть не должно.
Пример первый: тайная вечеря. Вот поздняя средневековая миниатюра. На переднем плане — Иуда, прячущий за спиной кошелёк с тридцатью серебряниками, полученными им за предательство Христа. С точки зрения здравого смысла он должен был, наоборот, кошелек хорошенько припрятать, чтобы не навлечь на себя подозрения. Но в данном случае кошелёк, во-первых, показывает нам, что перед нами именно Иуда, а во-вторых, напоминают о важном библейском эпизоде, который предшествовал Тайной вечере.
То есть это — уже не просто атрибут, позволяющий идентифицировать персонажа. Это еще и логическая связка, напоминающая о последовательности нескольких важных эпизодов библейского рассказа.
Пример второй: «Смерть Иосифа» Джузеппе Мария Креспи из Эрмитажа. Рядом с умирающим Иосифом виден посох, а на вершине этого посоха — как будто крылышки бабочки. На самом деле это не крылышки, а цветок. Согласно распространенной в средние века легенде, когда для Марии искали жениха, привели несколько желающих, каждый из которых положил свой посох на алтарь. После этого посох Иосифа расцвел, и он и выбор пал на него. Что же получается? Иосиф после этого всю жизнь таскался с одним и тем же посохом? Да нет, конечно. Расцветший посох Иосифа вновь выступает как визуальный маркер: он точно показывает нам, что умирающий – не обычный старик, а муж Марии, и заодно напоминает нам об обстоятельствах их бракосочетания.
Как видите, в искусстве средних веков предмет — это не просто предмет, и бытовая логика к нему не применима. Предмет выступает не как часть обстановки, не как элемент повседневности. Предмет — это указатель, напоминающий зрителю об эпизодах истории, рассказанной художником; подсказывающий, кто присутствует на картине; направляющий мысль зрителя в нужное благочестивая русло.
Надеюсь, статья была для вас полезной и развеяла кое-какие недоразумения.