Предлагаю начать с твердо установленных фактов.
Три человеческих лица принадлежат конкретным людям? Скорее всего, да. Старик, глядящий влево – без сомнения, сам Тициан. Сравнение с его поздним автопортретом не оставит места для сомнений:
А двое других? Тут сложнее; но согласно популярной версии, юноша – это племянник художника, а бородач в середине – сын.
«А не намек ли это на прошлое, настоящее и будущее?» — предположите вы – и не ошибетесь. Традиция изображать время, одновременно убегающее от нас и надвигающееся на нас, сложилась еще в древнем Риме. Помните двуликого Януса?
Но еще важнее для нас другое обстоятельство: уже в эпоху Возрождения этот образ приспособили для визуализации идеи Мудрости.
Латинское слово Prudentia обозначает не столько академическую ученость, сколько опытность и здравый смысл. Мудрость в средневековом понимании – это умение принимать взвешенные и выверенные решения. Мудрость не забывает об уроках прошлого и трезво управляет настоящим, чтобы достичь безопасного будущего. Именно такая, трехликая, Пруденция изображена по полу собора в Сиене:
Так что понять картину Тициана именно как аллегорию Мудрости мы бы могли, даже не будь на ней надписи. Надпись, однако, есть.
На старой доброй латыни (насчет непонятного языка – это я для красного словца сказал, уж извините) она поясняет: «Основываясь на ошибках прошлого, настоящее действует мудро, дабы будущее не потерпело ущерба».
Идея прекрасно согласуется с человеческими лицами: старик воплощает опыт прошлого, зрелость решительно действует в настоящем, дабы обеспечить юноше светлое будущее. Но как это согласуется со звериными мордами? И раз уж на то пошло, что это за звери?
Льва вы и так узнаете, а что насчет двух морд, показанных в профиль? По этому поводу тоже все ясно: слева, под старым Тицианом – волк, справа – собака.
«А это точно?» — спросите вы.
Абсолютно точно. Дело в том – и тут мы подходим к главному – что у этой картины есть литературный источник. Античный, разумеется. В хитросплетения древней традиции сейчас вдаваться не буду, ведь все подробности я уже изложил в лекции про Тициана, в курсе по Итальянскому Возрождению (который вам обязательно нужно посмотреть, если еще не смотрели). Пока скажу только, что один малоизвестный и на русский не переведенный автор 5-го века рассказывает о своем путешествии в Египет, где в храме, посвященном подземному богу, он увидел пугающего идола с тремя головами…
Был ли идол на самом деле, и что он на самом деле изображал – вопрос отдельный, и мы его оставим до другого раза. Сейчас важно истолкование, данное увиденному самим Макробием (ну вот, имя автора выдал!). А толкование он дает изящное. Вот оно:
Волк – это прошлое. Как жадный волк пожирает добычу, так течение времени пожирает города и народы. Прошлое ненасытно и беспощадно.
Могучий лев более всего подходит настоящему, как наиболее могущественному времени. Ведь прошлого уже нет, а будущего еще нет; лишь настоящее существует. Прошлое – сон, будущее – мечта, а настоящее – реально, и в этом смысле оно действительно сильнее.
Добавлю от себя: настоящее – это еще и время для проявления могущества. Оно настоятельно требует от нас мужества; хищным львиным взглядом глядит оно на нас, как бы спрашивая: что противопоставишь моему натиску?
Махать кулаками после драки может каждый; грозить и обещать — и того проще. Настоящее же не принимает к уплате ни объяснений, ни посулов. Настоящее требует от нас действий, и в этом смысле оно – не только мужественное время, но и время для мужества.
Впрочем, я отвлекся. Вернемся к Макробию. Его объяснение третьей – собачьей – головы многим покажется неочевидным, а у «собачников» и вовсе вызовет отторжение. Он пишет: «Как пес ластится к хозяину, выпрашивая подачки, так и будущее завлекает нас красивыми мечтами; но важно помнить о его льстивой, обманчивой натуре и быть настороже».
Очевидно, что текст Макробия Тициану был известен, и не только ему: вот жутковатая гравюра, предположительно Ганса Гольбейна, на тот же сюжет:
Как видите, никакого ореола загадки вокруг картины нет. Перед нами – не магический иероглиф и не мистический шифр, а изящная аллегория, созданная образованным человеком эпохи Возрождения для таких же образованных зрителей.
Но вот вопрос: а какой урок те самые образованные зрители должны были отсюда извлечь? О чем говорил с ними художник?
Первое, что приходит в голову: благосклонный отеческий наказ. Именно такой версии придерживался регулярно мной упоминаемый великий искусствовед Эрвин Панофский. Он предполагал, что картина создана была Тицианом в период, когда он собирался уйти на покой и передать все дела сыну и племяннику. Следовательно, перед нами – визуальное наставление: будьте осторожны, учитывайте мои уроки, и все у вас будет хорошо. Эмоциональный тон картины можно назвать «умеренно-оптимистичным»: стареть всегда печально, но утешает то, что можешь поделиться мудростью со следующим поколением.
Но… это ли здесь читается?
Вглядимся в лицо Тициана: разве это лицо умиротворенного и благодушного старца? Я вижу в нем скорее горечь, гнетущее осознание невозвратности. Да, этот человек многое прожил и многое понял; но прошлого изменить он уже не может, а будущего у него почти не осталось. «Если бы молодость знала, если бы старость могла» — говорит по этому поводу русская пословица.
А настоящее, в котором должен действовать его сын? Да, его внушительная борода имеет сходство с львиной гривой. Но направленный вверх и вправо взгляд говорит скорее о нерешительном раздумьи, а в чуть сложенных трубочкой губах есть что-то беззащитное.
Этому человеку настоящее сулит испытания и борьбу; выдержит ли он? Ответ как бы подсказывает морда льва. Приглядитесь: возле его глаз – два белых мазка, как будто хищник – плачет…
Наконец, в лице юноши, за которым – будущее, я не вижу никакой радости. Да и собака, как вы уже знаете, в данном случае олицетворяет не столько радужные, сколько обманчивые перспективы…
Итак, для меня картина Тициана – не напутствие, а жалоба. Жалоба на необратимость времени, на бессилие человека, обреченного поколение за поколением повторять те же ошибки, не способного ничего ни исправить, ни предотвратить…
Да, Алексей – мрачный тип, это всем известно. Но по крайней мере, научную интерпретацию и субъективные впечатления он всегда строго разделяет. Так и в сегодняшней статье: все, что касается источника картины – это факты; а безысходность в конце – уже мое, личное…
А как насчет вас? Оптимизм или тоску навевает на вас послание художника?
Дайте мне знать. Любопытно же, насколько мы с вами совпадаем))