Два новых художника, о которых вам стоит узнать

Помните, во вступлении я писал об ошибке, не дававшей живописцам работать в полную силу?

Конечно, я вновь позволил себе провокацию: назвать ошибкой один из главных принципов, которому европейское искусство следовало веками – это прямо нигилизмом попахивает.

Но позвольте мне объяснить, что имелось в виду.

«Ошибка», о которой шла речь – это миф о прекрасной и возвышенной античности. Мол, художники древности даже страдание изображали полным достоинства; даже тело, согнутое болью, у них оставалось восхитительным. И мы, их потомки и ученики, тоже должны натуру облагораживать. Низкие и уродующие человека чувства – гнев, ужас, похоть – должны быть из искусства изгнаны: этого нам и в жизни хватает.

И вот к чему в итоге пришла европейская живопись: выхолощенный классицизм, стерильное искусство, ставшее почти пародией. Посмотрите, например, на картину Анри Фредерика Шопена: здесь Ахилл сошелся в поединке не с человеком даже, а с богом реки Скамандр! И что же? Вместо сурового воителя – смазливый натурщик; вместо яростного напряжения всех сил – напыщенная театральная поза; на лице – откровенная скука. Зато – отточенная техника, зато – правильный рисунок. Только что толку от них?

 

 

И вот в девятнадцатом веке появляются художники-бунтари. «Все, что угодно, лишь бы не эта стерильная живопись! Вернем в искусство правду, сделаем его искренним!» — было их девизом.

Давайте же посмотрим, что у них получилось.

 

СТРАШНЫЕ СКАЗКИ

Немец Арнольд Беклин понимал: время, когда создавались мифы, было временем ужаса по преимуществу.

Давайте попробуем представить жизнь Греции эпохи Гомера без розовых очков. Война была повседневной реальностью: нападают если не ты, то на тебя. Сегодняшняя дочь царя завтра вполне может оказаться рабыней в доме воина-победителя (что и произошло, скажем, с Кассандрой после взятия Трои).

Альтернатива внезапному рабству – быть съеденным. Физически. И очень даже просто могло это произойти: ведь города в то время – и не города даже, а редкие деревеньки, окруженные непокоренной пока еще природой. И если верить мифам, ночью за городской оградой вполне можно было встретить, скажем, льва. Так что страх перед клыками, страх быть сожранным, разорванным на части был с человеком той эпохи постоянно.

«Вот его-то и надо изображать! Если мифы создавались в эпоху господства ужаса, то ужасом от наших картин и должно веять!» — так решил Беклин.

И вот его Полифем:

 

 

Сравните его еще раз с картиной Йорданса:

 

 

У фламандца Полифем – пожилой физкультурник; у немца – лохматое чудовище, ослепленное яростью, готовое рвать и грызть.

Первый Полифем – выше спутников Одиссея разве что на голову; второй – настоящий великан, неуязвимый, невозможный.

И главное: у Беклина есть замирание сердца; есть дружный крик людей, подгоняемых смертным ужасом, которые стараются выгрести против враждебных волн; есть невозможно долгий миг, когда стрелка судьбы замерла между «жить» и «умереть» — и подрагивает, не зная, куда склониться.

Чувствуете? Передается вам? Вот так нужно изображать мифы! До кома в горле и дрожи в пальцах!

Хотя можно и по-другому…

 

СВЕТЛЫЕ СКАЗКИ

Английский прерафаэлит Уотерхауз взял из мифов не ужас, а ощущение чуда. Взгляните на его «Одиссея и сирен»:

 

 

Место, где оказался Улисс со спутниками – воистину край мира: там закончилось все, кроме волн и камня.

В таких местах и обитают чудеса. Вот они: уже слетаются к кораблю, уже садятся на борта, уже заводят свои песни. Песен этих никому не услышать, а кто услышит – не расскажет. И только Одиссею – и нам – доверяется эта смертоносная и прекрасная тайна.

Признайтесь: испытываете вы легкое головокружение? Восторг от встречи с неведомым? Предвкушение и … зависть? Да-да, зависть: ведь выйти за положенные человеку пределы дано не каждому, но хочется многим.

Уотехауз превратил миф в сказку, красивую и совсем не страшную. В его живописи – детское предвкушение чуда, восторг, замирание сердца.

Какой художник вам больше по нраву? А это не важно) Важно, на мой взгляд, знакомится с разными подходами и расширять свои горизонты. Важно для взрослых, а для детей вдвойне. Поэтому картины и Беклина, и Уотехауза будут в детском цикле лекций об античных мифах в искусстве использоваться постоянно. Один из лучших способов развить креативность и фантазию – это показать детям, как по-разному можно понять и изобразить одну и ту же историю, а потом спросить: а как она тебе представляется?

Но и нам, взрослым, креативность и кругозор никогда не помешают. Надеюсь,
сегодняшняя статья и для первого, и для второго была небесполезной.

P.S.: кстати, еще об одной картине Беклина, тоже очень своеобразной, я писал в нашей группе в понедельник. Если не читали – рекомендую. Вот ссылка на пост: https://vk.com/wall-81991808_99836