Лысый, старый и неунывающий поэт

Итак, у нас есть поэт – и есть скульптура. С чего начать?

Начну с последней, пожалуй.

Артемида из Габий:

 

 

Личность богини определили по короткому хитону (для резвой охотницы – наряд самый подходящий), а имя дали по месту находки.

Время и авторство определили «на глаз»: четвертый век, школа Праксителя (как различать школы, я вас тоже научу).

Все эти сведения – очень ценные, но восхищения не вызывают. Как  и фотографии. Есть у скульптуры такая особенность: ее нужно смотреть под разными углами, только тогда она раскрывается.

И вот, оказавшись в Лувре, я наконец понял, какая же она умелая и беспощадная кокетка!

Подходишь с той стороны, куда повернуто лицо – и видишь пальцы, неспешно парящие над застежкой плаща, и ловишь взгляд, хищно-кошачьи игривый, как бы спрашивающий: «Ну что, продолжать? Не торопись, обойди вокруг, посмотри, что обещаю».

И обходя, видишь – милостиво обнаженное плечо, полоску груди над кромкой хитона…

 

 

А дальше, как у Пушкина, «…воображенье в минуту дорисует остальное».

Да, она непростая штучка, эта Артемида. И я уверен: играть в такие игры надо не с юношами. Для них – прямолинейная нагота Афродиты, выходящей из волн. Артемиде же нужен ценитель. Нужен тот, кто будет с вожделением смотреть на «случайно» открывшееся плечо или вынырнувшее из-под хитона колено. Умеющий поддержать игру, не торопя развязку.

Одним словом, нужен человек, набравшийся в любовных делах опыта, но еще не утративший к ним интереса.

А тут Анакреонт подходит лучше всего.

Поэта этого чаще других изображали художники, но почти всегда – с ноткой комизма: мол, лысый дед, борода седая, а все туда же… «Вон, даже эроты над тобой посмеиваются!» — стыдит его немецкий художник Иоанн Генрих Старший.

 

 

Но Анакреонт, если бы картину увидел, не обиделся бы: ведь сам же он подавал повод, своими собственными стихами:

Но, смеяся презрительно
Над седой головой моей,
Лесбиянка прекрасная
На другого глазеет.

То, что лесбиянка – это жительница остров Лесбос, надеюсь, пояснять не надо. А вот сюжет следующих четырех картин – неплохо бы:

 

 

На первой из них – озябший Эрот стучится ночью в дверь поэта, и мы тут же понимаем, что француз Жан-Леон Жером решил проиллюстрировать третью оду Анакреонта. В ней он рассказывает, как приютил маленького бога любви, как обогрел его у огня:

 

 

И как тот, оживившись, из детского баловства пустил стрелу поэту в сердце (точнее, в печень, если дословно переводить греческий оригинал; греки считали, что любовь обитает именно там):

 

 

Последняя же картина – придумка самого художника, не имеющая опоры в тексте: Анакреонт, уже старик, вспоминает визит Эрота:

 

 

Но это дополнение – вполне удачное. Анакреонт, как вы уже поняли, был певцом пиров и веселья; вся его лирика – застольная и любовная. Но еще одной красной нитью в его творчестве был протест против старости. Анакреонт с ней мириться не желал и, не боясь насмешек, бегал за девушками, пусть и на негнущихся уже ногах:

Мне девушки сказали:
Ты стар, Анакреон,
Вот зеркало, смотрися:
Уж нет ни волоска
На лбе твоем плешивом.
Есть волосы иль нет,
Я этого не знаю;
Но то мне лишь известно,
Веселость старику
Тем более прилична,
Чем к гробу ближе он.

(Ода IX, перевод Н. А. Львова)

Казалось бы, поэзия эта – в лучшем случае милая, а в худшем – несуразная. Где ей остаться в веках?

А вот осталась. Более того: уважаемый русский филолог Лев Александрович Мей, много переводивший Анакреонта, писал: «мало-мальски литературный перевод их [стихов] необходим для каждой словесности». И был абсолютно прав. Знаете, почему?

Потому что появление подобного писателя означает достижение принципиально нового уровня в развитии цивилизации. Вдумайтесь: до определенного момента человечество жило в состоянии «не спи, а то замерзнешь». То есть все силы социума уходили на выживание: добыть пищи, отбиться от врагов. И на вопросы о том, как лучше человеку провести отпущенные годы, времени как-то не оставалось.

Но со временем, поднакопив прибавочного продукта, люди начали позволять себе замедляться и размышлять: а чем мне хочется заниматься в жизни? При условии, что не нужно ежесекундно отмахиваться от хищников и грабителей, и голодная смерть вроде не грозит?

Анакреонт как раз озвучивал эти, совсем новые в истории, вопросы. И давал неожиданные ответы. Например:

Я петь хочу Атридов,
Хочу о Кадме петь,
Но струны лиры только
Одну любовь звучат.
Я лиру перестроил,
Вновь струны натянул,
Хотел на ней Иракла
Я подвиги воспеть,
Но лира возглашала
Единую любовь.

(Ода I, перевод Н. А. Львова)

Чувствуете, как расставлены акценты? Анакреонт отказывается от «высокого» жанра. Не героев хочет он воспевать, а богиню любви. Для Гомера такая позиция была бы совершенно невозможной! А во времена Анакреонта (жившего примерно на триста лет позже, уже в шестом веке до н.э.), она уже вполне естественна.

Более того: любое общество рано или поздно переживает этот переход. Жизнь делается более комфортной, становится больше свободы, больше возможностей – и неизбежно возникают люди, желающие ими пользоваться. И жить в свое удовольствие.

Не всегда их одобряют; часто с этими первопроходцами спорят. В русской культуре спорщиком выступил сам Ломоносов! У него есть стихотворение, которое так и называется: «Разговор с Анакреонтом». Но более точным названием было бы – «Спор с Анакреонтом»

Потому что в ответ на его первую оду Ломоносов заявляет:

Мне струны поневоле
Звучат геройский шум.
Не возмущайте боле,
Любовны мысли, ум;

Хоть нежности сердечной
В любви я не лишен,
Героев славой вечной
Я больше восхищен.

И дальше – в том же духе. Анакреонт просит художника изобразить любимую во всей красе; Ломоносов отвечает требованием изобразить Россию во всей ее славе. Анакреонт – о личном, Ломоносов – об общем деле; Анакреонт – о себе, Ломоносов – о державе. Разные системы ценностей!

Но знаете, что любопытно? Даже несгибаемый наш помор в конце признает, что доля правды в позиции Анакреонта есть:

Анакреон, ты верно
Великой философ,
Ты делом равномерно
Своих держался слов.

Ты жил по тем законам,
Которые писал,
Смеялся забобонам,
Ты петь любил, плясал;

[…]

Возьмите прочь Сенеку,
Он правила сложил
Не в силу человеку,
И кто по оным жил?

Действительно, по суровым правилам стоика Сенеки жить почти невозможно, а даже если получится, то зачем такая жизнь? Веселый же Анакреонт – дело другое…

Как видите, значение этого поэта в истории культуры – огромно. Более того, каждое общество к Анакреонту возвращается, иногда – чтобы поспорить, иногда – чтобы вдохновиться. Знакомство с ним будет нелишним хотя бы уже поэтому.

И конечно, именно глазами старого греховодника нужно рассматривать плечико Артемиды из Габий…

Если согласны, можете пройти по ссылке https://vk.com/wall-81991808_165842 и поставить честно заработанный лайк. Чтобы я знал, что мы – на одной волне.