Была у мастеров Северного Возрождения удивительная черта, совершенно чуждая итальянцам: они настойчиво — и удивительно находчиво! — совмещали небесное с земным, священное — с обыденным. Правая створка диптиха из Эрмитажа – прекрасный пример:
Робер Кампен не изображаеи ни нимба, ни спускающегося с неба ангела. Догадаться, что перед нами не обычная гражданка Гента или Брюгге, а Дева Мария с маленьким Христом, можно только из контекста, переведя взгляд на левую сторону. Давайте это сделаем.
Слева — Троица: Бог-Отец держит на руках Христа, на плече последнего — Святой дух в виде голубя. Такое изображение Троицы нам, возможно, не слишком привычно, но в европейском искусстве того времени оно встречается часто.
Если вы уже привыкли (возможно, с моей небольшой помощью) не просто скользить по картине взглядом, а всматриваться вдумчиво и внимательно, то от вас не скроется утонченная игра уподоблений и параллелей, которую затеял здесь Кампен.
Присмотритесь: у Бога Отца на голове тиара, усыпанная драгоценными камнями (каждому из которых в то время приписывали особый символический смысл); у Христа на голове — терновый венец. Отец демонстрирует нам сына, как бы говоря: «Вот чем я пожертвовал ради вас!» Сын же, вторя этому жесту, указывает на свою рану, как бы говоря: «Вот через что я прошел ради вас!»
А еще — обратим внимание и на совсем уж, казалось бы, мелочи! — положение ног у Отца и Сына повторяются: колени развернуты в одну сторону, ступни ног смотрят в другую.
Выходит, что Отец и Сын во всем похожи — и в тоже время отличаются. Таким образом Кампен визуально напоминает нам о сложнейшем христианском догмате: Бог един — и то же время троичен.
А раз уж мы заговорили о способах, какими мастера северного возрождения зашифровывали высокие богословские истины — давайте посмотрим внимательно на трон. Его украшают четыре фигурки:
С теми, что внизу — попроще: это Церковь и Синагога. В руках церкви — крест и чаша для причастия. Синагога же изображена с завязанными глазами, сломанным копьем, двумя скрижалями ветхого закона в руках, и — как бы падающей, ломающейся в талии. Все это — знаки ее духовной слепоты и немощи. Похожее изображение церкви и синагоги вы найдете, например, на фасаде Нотр дам де Пари:
А вот с двумя другими фигурами все интереснее: слева — птица с птенцами, справа — львица с львенком. Чтобы понять их значение, напомним себе: Робер Кампен живет и работает в эпоху Возрождения, но ведь переход от средних веков к возрождению — это не переключение рубильника! Во многом современники Кампена смотрели на мир глазами людей средневековья. А те, как вы уже знаете (если смотрели мои лекции о средних веках, конечно) воспринимали мир как огромную книгу, в которой вместо букв и слов были вещи и события. Ведь мир создан Богом, создан согласно идее и плану, и почему бы не предположить, что творя отдельные предметы — животных, растения, небесные светила и времена года — Бог вкладывал во все это определенный смысл, дабы говорить с нами на языке вещей? «Здесь нам каждое творение символ и изображенье» — писал об этом знаменитый средневековый поэт и теолог Аллан Лилльский.
Итак, они умели в самых привычных вещах видеть зашифрованные божественные откровения. Выбор Кампеном животных, украшающих божественный трон — прекрасный пример. Ведь птица с птенцами — это пеликан. В средние века верили: когда у пеликана рождаются птенцы, они начинают бунтовать против родителей, за что родители убивают их. Однако через три дня родитель пеликан раскаивается: клювом он разрывает себе грудь, орошает птенцов собственной кровью — и таким образом оживляет их.
Несложно увидеть в этом параллель с новозаветной историей: люди ослушались Бога — и были изгнаны из рая; однако со временем Бог сжалился и послал собственного сына, дабы его кровь смыла человеческие грехи. Повадки пеликана -наглядное отражение священной истории в царстве пернатых.
А лев? А у львицы, повествуют средневековые книги, львята рождаются мертвыми; мать дышит на них — и оживляет. Это — напоминание нам о смерти и воскресении Христа.
Кампен создал картину с двойным дном: на первый взгляд, эти резные фигурки, изображающие женщин, птиц и зверей, просто украшение трона. И лишь со второго взгляда мы понимаем, что они содержат послание, которое дополняет основной сюжет картины. И Бог Отец с мертвым сыном на руках, и пеликан, оживляющий птенцов собственной кровью, говорят об одном и том же, только разными способами.
Конечно, к сложному языку намеков прибегал не только он. В знаменитой картине ван Эйка «Мадонна каноника ван дер Пале» подлокотники трона тоже украшают две резные композиции, связанные по смыслу с сюжетом картины.
Впрочем, их я сейчас объяснять не буду: это тема для другого разговора. Лучше обращу ваше внимание на еще одну хитрость, к которой все время прибегали мастера Северного Возрождения…
Они, в отличие от своих средневековых предшественников, постоянно использовали «двойное шифрование». Например, если в средневековой картине или скульптуре мы видим какой-то непонятный элемент, то даже не зная его значения, сразу догадываемся: перед нами символ. То есть какое-то значение у него точно есть, нужна лишь доискаться, какое именно.
В Северном Возрождении — не так. Там художники прибегают к скрытому символизму, изображая бытовые, обыденные предметы, которые скрытое значение могут иметь, а могут и не иметь.
Смотрим в качестве примера на самое знаменитое произведение того же рода Кампена – «Алтарь Меродэ».
Правая створка изображает Иосифа, занятого своим плотницким ремеслом: он сверлит дырки в дощечке. Одна из версий гласит: эта дощечка — деталь мышеловки. Версия спорная, однако одна мышеловка в картине точно есть: вот она, стоит на окне.
Предполагают, что мышеловка это напоминает об одной непростой для восприятия богословской мысли, впервые высказанной еще блаженным Августином; мысли, которая хорошо была известна в средние века и которую авторы знаменитого трактата Hortus deliciarum зашифровали вот в такой миниатюре:
Как видите, средневековый художник, перенося богословскую мысль на бумагу, создает символический образ, рисунок-шифр: Христос ловит на крест-крючок дьявола в виде морского монстра. То, что в рисунке зашифрована некая философская мысль, понятно каждому зрителю, даже если с самой мыслью он не знаком. Кампен же прячет ее намного глубже: о том, что мышеловка в его картине выступает символом, нужно еще догадаться.
Вывод: правильно понимать живопись Северного Возрождения в два раза сложнее, чем понимать искусство средневековое. Но ведь и в два раза интереснее!
P.S.: да, вам, наверное, интересно, что же символизирует мышеловка, и как она связана со странным изображением Христа, ловящего дьявола на крючок. Жгучее любопытство ваше мне понятно (я бы тоже спать не смог, загадай мне кто-нибудь такую загадку). И объяснения я вам обязательно дам, но… в другой раз (злорадно улыбаюсь)))